Ну это вроде ниче так фик,читайте если хотите конешн,но писала не я.

************************************************************************************
- Тише, тише… всё будет хорошо, - укачивать его как ребёнка было необычно, ведь не смотря на свою врождённую хрупкость и ангельскую внешность, Джаред никогда не позволял себе даже жалоб. Когда-то в детстве он признался, что всеобщее сожаление действует на него только отрицательно, что сочувствующие вздохи и клятвы в вечной дружбе/поддержке сродни унижению - от них становится только хуже, появляется желание убежать от искренних объятий, забиться в какой-нибудь угол и плакать, плакать, ещё раз плакать.
- Я не могу, - горький, совсем не свойственный брату всхлип, - я больше так не могу, Шенн, не могу.
- Джаред… - нужные слова никогда не находятся вовремя, в такие моменты моя голова отключается, оставляя вместо себя ворох эмоций, ассоциаций и чувств. Любовь, безграничная нежность, желание убить каждого, кто посмеет обидеть самого близкого человека на свете… разве можно выразить словами то, что впиталось в костный мозг, в каждую клетку, в каждый вдох и выдох? Нет. Мне оставались только жесты, только лёгкое поглаживание его небритой щеки, трение виском о лохматый затылок, совершенно бессмысленный шепот и объятия, которые он так сильно ненавидел, считая их признаком своей собственной слабости.

Слёзы… много горьких слёз, вырвавшихся на свободу из-за какого-то глупого письма, полученного рано утром по электронной почте. Он захлёбывался солёной влагой, часто хватал ртом воздух, а я глупо сидел рядом с ним на полу, прижимая к себе, не представляя, что предпринять, чтобы это ужасное состояние прошло, чтобы он перестал в истерике биться между моими руками, крепко сцепленными у него за спиной. Плечо давно стало мокрым, но поток вырывавшихся из него несвязных фраз, каких-то непонятных мне заявлений не уменьшался, его негромкий, но пробирающий до дрожи плач набирал обороты, заставляя меня ещё сильнее сжимать кольцо рук.
- Я устал, ты даже не представляешь себе, как же я устал, - каждая капля его страданий, каждая слезинка, упавшая из глаз, стоила слишком много. Слишком много для нашей группы, этого города, всего мира в целом… за заботливой лаской пришла ярость, агрессия, злость на какого-то ублюдка, не смогшего по достоинству оценить то, чем Джаред пытался поделиться.
- Это он, Джа, это он не понимает, что ты делаешь, - я задышал чаще, успокаивая себя близостью брата, вдыхая едва уловимый, но такой родной запах, не оставляющий меня даже тогда, когда его не было рядом, - забудь, просто забудь, переживи, как страшный сон, отпусти.
- Не могу! - он взорвался, дёрнувшись, со всей силы ударяя сжатыми в кулаки руками по моей спине, начиная кричать, сквозь хрипы и шмыганье носом, выкладывая всё, что долгое время накапливалось на душе, тяжелым грузом химических отбросов отравляя существование. - Я, чёрт возьми, не могу! Зачем мы это делаем, Шеннон? Зачем изматываем себя на бесконечных репетициях, сбивая пальцы в кровь? Почему отказываем себе во всём, что только можно, лишь бы сохранить ещё немного денег и устроить красивое, красочное шоу? Ответь, Шенн! Какого чёрта они не понимают?! Не видят?! Неужели это всё так сложно, неужели им совсем не приходит в голову, что для кого-то эта «дрянная музыка с глупыми и псевдо-философскими текстами» может быть всей жизнью?! Я не могу, я просто не могу, и всё на этом! Всё! Всё…

Он замолчал, и по его дрогнувшему голосу, по старательно успокаивающемуся дыханию, я понял… понял, что он сдался, поднёс руку к целой книге под названием «30 seconds to Mars» и приготовился выбросить в топку.
- Последний раз, Джаред, только последний раз, дай им ещё один шанс, этого будет достаточно, поверь мне, - я отстранился, обхватывая его лицо ладонями и заставляя посмотреть мне в глаза. Затравленный взгляд, потухший, почти не живой, не имеющий никакого отношения к моему брату - самому жизнерадостному и неунывающему человеку на планете Земля. - Ты ведь мне доверяешь? Да? Тогда сделай это для меня, уйди красиво.

А дальше была лишь еда из китайского ресторанчика неподалёку, задумчивый взгляд всесторонне талантливого человека, уже начавшего строить новые планы, да несколько бутылок спиртного - впервые за несколько лет выпитого в огромных количествах. Мы чокались, поднимали пластмассовые стаканчики с плескавшейся в них жидкостью, опрокидывали в себя, морщась, тут же пытаясь зацепить на импровизированном столе из чемодана закуску. Я пил, украдкой наблюдая за братом, думая о том, что куда бы он не подался, что бы не решил предпринять в своей новой жизни, я всё равно буду где-то неподалёку. Если он вернётся к актёрской карьере, я буду тем, кто приносит ему кофе во время коротких перерывов между съёмками сцен, если решит заново воскресить в себе навыки неплохого художника, я так же, как и прежде, поддержу его начинание. Я там - где он, там - где моя вторая половинка, это очевидно, это гармонично, это то, что я называю жизнью.

***

- Ты это чувствуешь? - он повернулся к моей установке, одними губами задавая вопрос, чуть отклоняя микрофон в сторону, даже не смотря на постоянно мигающее освещение и цветомузыку, пронзая меня своим ярким взглядом.
Я кивнул, импровизируя во время короткого перерыва между двумя песнями, кожей ощущая, как по обнажённой спине стекает пот. Сквозняк гулял по моему телу, обещая на утро после концерта уже ставший привычным приступ ревматизма, но мне было плевать, всем было плевать. Джареду, чуть подвернувшему ногу во время неизменного выхода в зал, когда его зажали в толпе фанатов… Метту, не переставая перебирающему струны гитары, улыбающемуся своим мыслям, слушателям и, конечно, Реду… Томо, время от времени подходящему к синтезатору, чтобы начать наигрывать начало очередной песни. Мы были великолепны, и все присутствующие в зале, каждый чёртов парень, проскользнувший мимо охраны без билета, да каждая гламурная девочка, жадными глазами ощупывающая тело брата и втайне даже для себя мечтающая, что он её обязательно заметит и тут же непременно полюбит - плыли на одной волне вместе с “30 seconds to Mars”.

Джаред поражал своим пением, упрямо исполнил самую сложную песню The Kill в середине программы, в сотый раз доказал всем и в первую очередь себе, что не просто так является фронтменом группы. Он и думать забыл о своём желании прекратить музыкальную деятельность, заводясь от настроения зала, не прилагая усилий для того, чтобы разжечь аудиторию. Это было признанием. Это было вершиной. Это, Бог мой, было тем, к чему мы… нет… к чему ТЫ стремился, Джа.

Ни с чем несравнимое чувство эйфории, экстаз, практически моральный оргазм - отдача зала была просто невероятной. Нескончаемый поток энергии, зашкаливающий до предела адреналин, ток, заставляющий каждый волос на теле подняться, пробегающийся по каждому нерву и каждой напряженной мышце. Мы были в раю. Мы, мать вашу, все злобные критики мира, играли в раю!

«We did it, we did it, we, fuck you, mother fuckers, did it! », - одна мысль на всех, я был уверен. Горящие глаза, сумасшедше бьющиеся о грудные клетки сердца, грозящиеся вырваться наружу, мокрые, чуть дрожащие от возбуждения руки.
«This is it, Jared, this is your Edge of the Earth, your Universe, Echelon, Life on Mars… this is our Oblivion».